ЖАННА ТАЛЬ: О ДЕТСТВЕ, ОБ ОТЦЕ...

Спасибо долгим зимним каникулам, благодаря которым я, находясь в расслабленном состоянии и лениво прогуливаясь по просторам сети, наткнулся на несколько прекрасных рассказов-воспоминаний Жанны Таль, дочери великого советского шахматиста Михаила Таля. О чем? О детстве. О ком? Конечно, в основном, об отце.

По этим рассказам легко составить портрет гроссмейстера, получить представление о семье, друзьях и о самой Жанне, почувствовать атмосферу эпохи расцвета СССР.

Найдены рассказы здесь. Мне они кажутся невероятно ценными. Думаю, что вам они тоже понравятся.

Выводы последнего времени

Чем дольше живу, тем искренее благодарю Бога за моё детство и моих родителей.

За то, что не было у нас дома диссидентской литературы.

За то, что не собирались у нас дома такие компании.

За то, что не слушал никто из нас Радио Свобода. Не интересовало.

За то, что папа читал со мной "Тимур и его команда".

За то, что не он реагировал на мерзкие анонимки с репликами "К Рейгану от нас валяй!". Они прямо из почтового ящика отправлялись в мусорник.

За то, что, несмотря на выгодные предложения из США, Израиля, Европы, не уехал из своей страны.

За то, что у нас долгое время был советский, черно-белый телевизор - как бы глупо и наивно это ни звучало.

За то, что папа не вёлся на провокации и никогда не брал ни одной лишней копейки из привезённых с турниров гонораров. Даже, когда это начали делать многие - в том числе и известные сейчас "личности".

И это одна миллионная того списка, почему я могу себя считать по-настоящему счастливой.

Да, и за то, что он мне всё это передал с воспитанием.

А то, глядя на некоторых - да что там, на слишком многих - думаю, ЧТО из меня могло вырасти. И мороз по коже.

Как же меня Наверху любят...

Любовь

Я, будучи ребенком, постоянно ощущала дома полноту семьи. Как совершенную мозаику.

Сколько себя помню, у нас в семье никогда не говорилось о любви. Она просто была. Тихая, уютная. В каждом уголке квартиры, в каждом предмете.

Ни разу не могу вспомнить, чтобы родители показывали ее на людях. А не заметить ее все равно было невозможно...

Любовь была в каждом слове. Даже когда ругались. И когда эмоции накалялись, что случалось частенько.

У нас в семье никогда не было театра, не было фальши. Могли передраться словестно в пух и прах, выплеснуть все... А потом улыбнуться и продолжать, как ни в чем не бывало.

Никогда не забуду эпизод, когда в критической перепалке маме попалась под руку рюмка водки. И не справившись с порывом, она плеснула ее папе в лицо. После первого шока, который, естественно, закончил всю эту перепалку, все кинулись за примочками для глаз. А на следующий день папа гордо сидел в темных очках и рассказывал, какой у него "подхватился" коньюктивит.

Один только раз помню, как папа показал то, что было внутри. Маму оперировали. И, провожая ее в операционный зал, папа плакал... Без лишних слов.

Неудавшееся интервью

Когда мне было двенадцать лет, мы с папой впервые отправились вдвоем - БЕЗ МАМЫ - в своего рода отпуск. Правда, повод был не самый радостный. Маму оперировали в Ленинграде. А мы с папой "отдыхали" в санатории в Репино. Рассказывать об этом месяце можно часами. Но я опишу пока только один забавный эпизод.

К нам в номер - разумеется, люксовый, три комнаты - часто приезжал с ночевкой Ника Товстоногов. Директор кукольного театра, очень веселый, остроумный парень. Засиживались за бутылочкой порой до утра. А я, сколько с ними выдерживала, сидела - разумеется, без бутылочки, - а потом ретировалась в свою комнату.

К этому надо добавить, что папин приезд, конечно, вызывал ажиотаж. Все хотели поговорить, пощупать. Журналисты наведывались часто...

И вот, в какой-то вечер заглянул к нам Ника, начались разговоры, шахматы, декламирования стихов... И до шести утра. Я конечно, ушла спать раньше, но вся интеллектуально-творческо-шахматная дискуссия преследовала меня и во сне. Стенки-то тонкие... Наконец, около 6.30 все стихли и уснули.

Внезапно, 7.30. Раздается стук в дверь! Я, еле продрав глаза, закрученная одной простыней, неровным шагом плетусь к двери (все остальные спят беспробудно). Открываю...

На пороге молодой "ботаник" в очках, с записной книжкой в руках. Смотрит на меня (картинку надо себе представить: я в одной простыне, растрепанная, с щелочками вместо глаз) и краснеет. "Яяяя хххотттеллл бы взять инттттервввью у Тттталя..." - заикаясь прошептал он.

А я ПОНИМАЮ, что в комнате слева глубоким сном спит папа, а в комнате справа не менее глубоким Ника Товстоногов.

"Вы знаете, Таля сейчас нет!" - самым бодрым голосом, на который только была способна, выпалила я. Чуть не добавила: честное пионерское. Но, не успела... Из комнаты справа раздался сонный голос: "Солнышко, а что происходит?.." И из-за нижней части двери медленно начала появляться папина голова, вернее, ее часть...

Парень стал цвета свежей, ядреной свеклы.

Но на этом не закончилось. Через секунду из комнаты слева послышался вопль: "Жаннусь, а кто там спать мешает!" И из комнаты на четвереньках выполз сам директор театра...

Парень начал съезжать по стенке. А мой цвет стал подобен его цвету...

"Я наверное, приддддду завввтттрра?..." - с надеждой глядя на меня спросил утренний гость.

Я ободряюще кивнула, подала ему ту лапу, которой не держала простыню, и с облегчением закрыла дверь.

На этом занавес закрылся, и все пошли досыпать.

Интервью потом взяли, и оказалось, что парниша не заикается.

Чувство юмора

Самое, наверное, главное, чему меня папа научил в детстве - это то, что нельзя терять чувство юмора никогда. Независимо от того, насколько безнадежной кажется ( а возможно, и не только кажется) ситуация.

Расскажу небольшой эпизод. Страшный, но который я часто вспоминаю, особенно в последние месяцы.

Многие знают, что папа периодически болел. Медицинские детали я тут опускаю. В общем, назначили папе гастроскопию и биопсию желудка. Всё вроде безобидно.

Был летний день, и мы с родителями поехали в больницу. Процедура заняла не более получаса, а потом все в прекрасном настроении сели в машину и поехали домой. Программа была запланирована чисто семейная: карп в духовку, какой-нибудь классный фильм взять в видеотеке и наслаждаться папой дома.

Приехали, карпа сыром посыпали, майонезом намазали, в духовку засунули. Папу оставили на диване с любимыми газетами, а мы с мамой бегом в видеотеку за углом. До сих пор помню, что взяли мы Оскара с Фюнесом.

Возвращаемся через полчаса домой... Папы на диване нет. В гостиной и спальне тоже...

И вдруг я вижу возле дивана таз. И он полон крови. И от него тянется красный след в сторону кухни.

Мы с мамой бежим на кухню и видим папу, лежащего в узком коридорчике между кухней и ванной. Папа был уже не просто бледный... Он был серого цвета. С фиолетовыми губами.

Мама кинулась вызывать скорую, я откуда-то в три секунды достала одеяло, положила его папе под голову и все это время разговарилала с ним. Папа, сейчас всё будет хорошо, сейчас приедет врач, все наладится.

Просто к информации. Папа потерял 2,5 литра крови...

Папа долго не отвечал, потом коротко открыл глаза и сказал: "Солнышко, не надо врача. Мне сейчас так хорошо..."

То есть, папа был уже почти не здесь...

Так к чему я веду.

Приехала скорая. С капельницами. Папу на диван, и...

Типичная, мерзкая, явно работавшая, судя по внешности и повадкам, в тюремном кабинете фельдшер. Шприц в руках, и с остервенением тычет иглу папе в плечо. И кроет матом. Не попав в вену, орет в сердцах: бл...., У ВАС ДЕФОРМИРОВАННАЯ КЛЮЧИЦА!!!!!!

Папа, всё это время находящийся в отключке, ВДРУГ открывает глаза, ясным взглядом смотрит на нее и тихо - но так, что все услышали, это он умел - отвечает:

- Нет, это У ВАС ДЕФОРМИРОВАННЫЕ РУКИ...

И снова отключился.

Вот так. Так что несмотря НИ НА ЧТО!
Ребята, улыбаемся.

А папу потом откачали.

Новый год

Почему-то вспомнился один Новый год из детства. Наверное, самый странный, курьезный. А сейчас вызывающий улыбку...

Мне было лет двенадцать.

И, как всегда, по традиции, 31 декабря... у нас собирались гости.

Обычная процедура была следующая: часов в девять все садятся за стол, кутят до курант, потом еще пару часов танцы, песни и игры в шахматы (хотя на этом этапе это были в большинстве случаев поддавки), а потом разъезд гостей или их "укладка" по комнатам.

Но в том году что-то с самого начала пошло наперекосяк. А именно: гости (первые) пришли уже в четыре...

И процедура началась. Сели за стол. Без мамы, поскольку она в спешном порядке понеслась на кухню резать салаты, делать форшмак и холодец.

В результате, без "жесткой" маминой руки, процесс "празднования" немного вышел из-под контроля. И к приходу мамы с форшмаком к восьми... есть его было некому.

Гостей мы как-то засунули в машины. Папу в кровать. А мама с оставшимися гостями с горя начали отмечать.

Итак, половина двенадцатого...

В квартире тишина, только работает телевизор и шелестит елка. Единственный бодрствующий человек - двенадцатилетняя я. В расстроенных чувствах, сидя на полу с тарелкой винегрета. И ждущая полуночи. И смирившаяся с тем, что этот Новый год я встречу одна (а по примете, значит и весь год типа просижу на полу с салатом)...

Без пяти минут двенадцать. Экран телевизора окрашивается в цвет звездного неба, на картинке Кремль.

Вдруг открывается дверь и ко мне подползает совершенно трезвый папа. Садится на пол рядом и говорит: Махматка, наливай... кефир!

Я в спешном порядке на кухню! В бокалы для шампанского плеснула кефир.

И, тютелька в тютельку, под бой курантов, мы с папой в тихом-тихом доме чокаемся кефиром...

P.S. Через час к нам присоединилась проснувшаяся мама. С молоком...