Впервые чувство, которое я тогда сам для себя не определял, но которое смело можно назвать влюбленностью, посетило меня в первом классе. Оно было мимолетным, как облако, но успело оставить в душе глубокий след - я как сейчас помню девочку Вику в белых туфельках-босоножках, освещенную лучами яркого солнца, мы идем с ней за руку - это наш класс парами ведут на какое-то мероприятие.

Как-то раз Вика пригласила несколько человек к себе на день рожденья, и я оказался среди приглашенных у нее дома. Что со мной делалось! Я, помнится, плясал вприсядку, горланил песни и вообще старался быть заметнее. Одним словом, зажигал. Сейчас, допустим, это никого бы не удивило. Ну, напился человек, ничего страшного. Но тогда я не употреблял спиртного, а меня, тем не менее, всего распирало и подбрасывало.

Парнем я был с малолетства влюбчивым. Уж и не знаю, наследственность ли тому виной (я не выяснял) или ранняя любовь к книжкам, где все друг друга со страшной силой любили. Было не совсем ясно, зачем вообще эта любовь нужна, но то, что без нее жизни нет, не подлежало сомнению.

И когда мне впервые по-настоящему понравилась одна девочка - а случилось это во втором классе - я понял: вот оно! Мы должны с ней стоять, обнявшись, у края обрыва, волосы нам должен красиво трепать ветер, а взгляды наши должны быть устремлены в морскую даль... Девочку звали Леной, мы с ней учились в музыкальной школе у одного педагога, там и виделись. У нее были потрясающей красоты локоны, небольшая ямочка на подбородке и голубые глаза.

Педагогу нашему пришло в голову сделать из нас двоих фортепианный дуэт. Чтобы разучить пьесу в четыре руки, надо было заниматься как по отдельности, так и вместе, и родители водили меня к Лене в дом, где мы под любопытными взглядами взрослых музицировали вместе. Это было мучительное счастье - находиться так близко к предмету обожания. Только вот уши предательски горели, да лицо заливала краска. Заканчивалось занятие, я вставал и на ватных ногах удалялся. Так продолжалось месяца два или три. Чувство не только не угасало, но, кажется, только разгоралось и искало выхода.

Выхода, в общем-то, не было. Начинались школьные каникулы, родители взяли отпуск, и мы всей семьей собирались уехать. На то, чтобы предложить Лене свою дружбу, смелости у меня не хватало. Но я все-таки должен был что-то делать! И я совершил, как потом оказалось, глупейший поступок. Я написал на тетрадном листе - нет, не просто "ЛЕНА", а "Я ЛЮБЛЮ ЛЕНУ Н.", сложил листок вчетверо и носил его с собой везде как самую большую драгоценность. Несколько дней, где бы я ни находился, я нащупывал листок сквозь ткань шорт, перекладывал его из кармана в карман при смене одежды, а на ночь упрятывал его под подушку. Впрочем, приехав к бабушкам-дедушкам, я быстро расслабился и однажды, утеряв бдительность, оставил листок лежать под подушкой. Он был немедленно найден бабушкой, и случай подвергся огласке. Мне пришлось в присутствии нескольких близких мне людей как можно более невинным и беззаботным голосом отвечать, кто такая эта Лена Н. и что за чувства я к ней испытываю. Хотя обстановка была довольно доброжелательной, внутри у меня все рушилось. И когда пытка закончилась, я поклялся себе не оставлять никогда никаких следов своих переживаний. До старших классов школы мне удавалось соблюдать эту клятву.

А любовь как-то сама собой сошла со временем на нет.

И в следующий раз посетила меня уже в конце пятого класса. Она преобразила меня. Я получил у отца разрешение носить его наручные часы, приобрел в магазине одеколон "Саша", стал следить за обувью и научился гладить. Дни напролет я представлял себе, как я заговорю с ней, и что она будет отвечать, придумывал целые диалоги и даже пытался писать любовные письма, но тут же рвал их и выбрасывал к чертовой бабушке. В одной из книг наткнулся на фразу зрелого мужчины о том, что он-де "влюбился как пятиклассник", и, как мне показалось, понял глубочайший ее смысл. Да, да! Именно пятиклассник способен ТАК любить!

Я тенью следовал за ней, когда она шла домой из школы. На парте написал простым карандашом по-английски, что я ее люблю, и очень расстроился, когда эту надпись стерли... У нее была умопомрачительная улыбка и сладкий-пресладкий голос. Добавьте сюда очень милое лицо, распущенные длинные волосы и красивую фигуру (о, я уже в этом разбирался!), и вы легко поймете мое состояние. Легко любить совершенство.

Она была моей сверстницей (училась в параллельном классе), но уже зимой, когда мы были шестиклассниками, стала встречаться с ребятами из восьмого, чего я ей простить никак не мог. Между нами образовалась пропасть - она вдруг в одночасье стала намного старше меня. И я как-то успокоился. Позже, ближе к окончанию школы, я несколько раз ловил на себе ее заинтересованный взгляд, который меня обжигал и даже где-то пугал. Это был взгляд-проверка, взгляд-вызов, взгляд-приглашение к диалогу. Пользоваться предоставленными возможностями я тогда не умел. Да и не имел права, так как мысли мои уже были заняты другой :).

Мое сердце ходило ходуном, а ноги слабели, если я встречался с ней в школьном коридоре. Только это уже происходило в старших классах, и она была младше меня. Тогда это казалось важным. Так получилось, что после школы мы с ней долго и хорошо дружили. И, сколько я ее знал, она год от года становилась все красивее и интереснее. В последний раз мы с ней случайно встретились года четыре назад, после продолжительного перерыва, на стоянке машин возле какого-то учреждения. Она окликнула меня, припарковав машину, и пригласила сесть в салон. Мы обменялись несколькими дурацкими дежурными фразами, и она произнесла, как бы подытоживая встречу: "Надо же, мы так долго не виделись, а сказать друг другу и нечего" (она всегда отличалась прямотой). А что тут скажешь? У нее своя жизнь, у меня своя. Какая разница, что я чувствовал в восьмидесятые годы, когда на дворе уже заканчивались девяностые?..

Март-2003