Многие критики и исследователи творчества И.Гончарова полагают, что писатель в «Обломове» сделал попытку осмыслить русский характер, указал на наличие особого нравственного пути, противостоящего суете всепоглощающего прогресса. Они увидели в книге то, что увидел в ней и я.
Сколько пытливых исследователей загадочной русской души вынуждены были признать, что не понимают нас! Почему мы поступаем так, как поступаем? Почему мы, соглашаясь с логикой того или иного развития событий, отказываемся этой логике следовать? Почему мы такие непредсказуемые? И откуда тогда в нас сила? На чем зиждется она? Ведь правильно делать так, а не эдак! Да! – соглашаемся мы. – Вы правы! Надо было делать именно вот так. Но мы ничего не смогли с собой поделать и поступили эдак. И не жалеем об этом!
А почему вы испугались вашей любви? Почему не дошли до конца по этому ясному и широкому пути? Почему радуетесь за того, кто прошел по нему вместо вас? – М-м-м-м...
А посмотрите, какие ничтожества вас окружают! Что за люди? Ни морали, ни принципов, один негодяй на другом! – А? Ну да, ну да...
«А между тем он болезненно чувствовал, что в нем зарыто, как в могиле, какое-то хорошее, светлое начало, может быть теперь уже умершее, или лежит оно, как золото в недрах горы, и давно бы пора этому золоту быть ходячей монетой.»
С самого начала романа до самого его конца читателя не покидает вопрос: кто же все-таки прав в своем мироощущении (если вообще можно быть в этом правым или неправым), в том, как он строит свои отношения с окружающей действительностью – Обломов или Штольц? Немудрено, если по ходу развития сюжета читатель принимает то одну, то другую сторону. Ведь и в жизни все так же: человек не может всегда являть собою пример крайности. Его может разом кинуть с одного полюса на иной, он может на этом полюсе задерживаться долго, но и занимать промежуточное положение ему никто не препятствует. Есть в его жизни тона яркие, а есть полутона, нюансы. И любим мы или ненавидим – не огульно. Мы отступаем от экстремальных оценок, что-то прощаем, что-то нет; в людях, которых считаем по большей части плохими, находим положительное, а в добрых – худое. Характер и поступки людей в гораздо большей степени неоднозначны, нежели прямолинейны и оцениваемы всеми одинаково.
Так и с главными героями романа «Обломов». Активность, энтузиазм, деятельное «освоение» жизни, творческое ее переделывание – всё это замечательно. Это – развитие, без которого, на какой бы платформе ни стоял оценивающий, человечество давно бы выродилось, умерло. Но должны ли эти славные черты покрывать всё население Земли тотально? Не поглотили ли нас прагматизм и механистический подход к жизни? Не захватили ли слишком цепко наше сознание? Универсальны ли идеи, считающиеся прогрессивными? Обязательны ли к применению везде и всегда?
Мой ответ – нет! Те, кто считает так же, как я, соглашаются: что русскому хорошо, то немцу – смерть. Что для русского Обломова вполне приемлемо и даже желаемо, то для немца Штольца – кость в горле.
При всей внешней лености Обломова, нельзя не признать, что внутри него идет постоянная работа. Он отвергает путь, которому следует его окружение: карьеризм, ложная подвижность, пустое перемалывание ничего не значащих новостей, соблюдение ритуалов светской жизни. В нем невооруженным глазом видна человечность. Он занят поиском идеальной модели, при которой всем будет комфортно жить друг рядом с другом. Да, такие размышления могут быть пустыми, эфемерными (как эфемерны попытки составления некого «плана» обустройства Обломовки). Да, излюбленный стиль поведения Ильи Ильича – предоставить себя течению мыслей (довольно медленному) и естественному ходу событий. Да, нельзя опускаться до паутины в углах, грязных окон, ветшающих одежд и других примет запущенности жилища и самого обитателя жилища. Да, ему нужен моторчик-Штольц, который заразит энергией, внесет здоровые поправки в вялотекущую жизнь.
Но требовать поголовно от всех одинакового («правильного») образа действий и мыслей нельзя! Нам, сегодняшним, очень хорошо известно, куда могут завести эксперименты с «причесыванием» всех членов общества одной гребенкой.
Мне нравится Обломов – щедрый, справедливый, ценящий такие понятия как дружба, верность, преданность, порядочность, сердечность, уважение, любовь. Они для него являются атрибутами счастья. Он не умеет врать. Он заступается за верного слугу, Захара, если того унижают. Он принципиален, не любит подстраиваться под чужое мнение (как флюгер-Алексеев, человек без лица, без принципов, без мнения). Может, Обломов просто находится не на своем месте? Может, если бы он по молодости не уехал из деревни, ему было бы легче? Несомненно. Впрочем, легко – не значит, хорошо. Где бы человек ни находился, ему нужна не только радость от единения с природой и спокойного созерцания мелких событий (и бегства от событий крупных), но и от труда, от самосовершенствования. Иначе – деградация.
Не все хорошо у Обломова. Его есть за что упрекать и за что ругать. Он боится любых перемен. Катастрофически не приемлет новое. Он не настойчив, быстро отступает, сдается в плен. Его мечты не подкрепляются действиями. Его лень не знает границ. Он недальновиден, наивен, его легко обвести вокруг пальца.
Есть еще кое-что в характере Обломова, что мне категорически не нравится. Глупость. Наивная и позорная глупость. Она не очень заметна в обычной жизни. Она проявляется разве что в категорическом непонимании товарно-денежных, хозяйственных отношений, в преступно-беспечном отношении к деньгам:
- Послушайте, - повторил он расстановисто, почти шепотом, - я не знаю, что такое барщина, что такое сельский труд, что значит бедный мужик, что богатый; не знаю, что значит четверть ржи или овса, что она стоит, в каком месяце и что сеют и жнут, как и когда продают; не знаю, богат ли я или беден, буду ли я через год сыт или буду нищий - я ничего не знаю!
Но зато в любовных отношениях глупость является во всей своей красе. Илья Ильич унижает свою возлюбленную, сам того не осознавая. Он не понимает намеков, обижает Ольгу неосторожными словами, превратно толкует ее душевные движения. Желание отсрочить свадьбу до той поры, пока не наступит улучшение в финансовом состоянии – это не ответственное поведение, каким его видит сам Обломов, а боязнь трудностей, ущерба репутации. Это поведение ребенка, зажмурившего глаза, чтобы не видеть негатива: сейчас все разрешится само собой, тогда и глаза можно будет открыть.
На фоне Обломова Штольц смотрится очень выгодно. Он как раз олицетворяет активный подход к жизни, он умен, трудолюбив, неутомим, жаден до знаний, он – созидатель. За ним и ему подобными – будущее. Все, кто рационально выбирает между Ильей Обломовым и Андреем Штольцем, в качестве примера для подражания указывают Андрея. Такой выбор действительно напрашивается. Но почему же в обществе больше любят Обломова? Да, считают его добродушным чудаком, увальнем, но любят. Сам Гончаров признавался, что Обломов ему нравится. Он, как полагают многие, похож на Пьера Безухова из «Войны и мира» Л. Толстого. А Штольца не любят, как и Андрея Болконского, — он слишком умный и проницательный, категоричный и рациональный.
Штольц вовсе не бездушный. Он искренне и с удовольствием помогает Обломову, даже не спрашивая на то разрешения. Он деятельно участвует в судьбе своего друга. В юные годы он энергично приобщает Илью к наукам, фактически выводит его в свет. В последующем для Ильи Ильича у Штольца всегда есть место в его многочисленных планах. Он уверен, что медлительного и неповоротливого барина можно растормошить, привить ему вкус к жизни, сделать его таким же, как он сам. Узнав о том, что Обломова дурят с имением, бросается наладить дело, отстранив от кормушки мошенников, и вдыхает в хозяйство новую жизнь. Андрей напоминает старшего брата, заботящегося о благополучии младшего, он не перестает любить его, даже понимая, что тот «непутевый».
Когда душа Штольца созревает до настоящей любви, он любит преданно и нежно, отдавая всего себя. Брак с Ольгой – не брак по расчету, а единение близких душ.
И все же... По какой-то непонятной логике, над разгадкой которой бьются иностранцы и которая не поддается формулированию самими русскими, носителями этой логики, Штольц не вызывает восторга читателя. Все-таки в нем больше иностранца, чем русского. Между штольцевщиной и обломовщиной выбирать трудно, почти невозможно (да и нужно ли?), но у меня такое впечатление, что обломовщина нам более симпатична. Даже потому, хотя бы, что её «идейный глава» не просто прощает другу то, что тот женится на любви всей его жизни, но горячо приветствует это и счастлив за него!
И почему-то мне немножко смешно, когда я читаю у Гончарова:
- Кто проклял тебя, Илья? Что ты сделал? Ты добр, умен, нежен, благороден... и... гибнешь! Что сгубило тебя? Нет имени этому злу...
- Есть, - сказал он чуть слышно. - Обломовщина!
2016 г.
(на фото - фрагменты телеспектакля Московского драматического театра им. А.С.Пушкина "Обломов" (1972 г.); в роли Обломова - Роман Вильдан, в роли Штольца - Юрий Стромов)