На нашей станции останавливалось не так много поездов: Челябинск-Джетыгара, Киев-Караганда, Киев-Павлодар, Москва-Караганда, Москва-Павлодар а вот Алма-атинское направление не помню (если кто вспомнит, прошу добавить). Не знаю уже, как назывался поезд, на котором нам предстояло уехать, но для нас это был однозначно "Кустанай- Армия".

Июнь 1986. На вокзале толпятся родители, родственники, друзья, подруги. Одна компания, явно только из- за стола, громко пела: « Как родная меня мать, провожа-а-а-а-ла, так и вся моя родня набежа-а-а-ала..." Родни, действительно, набежало немало.
Нас построили перед вагоном, началась перекличка. Прорвавшиеся родственники суют своим чадам какие-то пакеты, свёртки. Моя мама тоже сунула мне огромный кулёк.
После переклички мы по одному поднимаемся в вагон. У двери, вместо проводницы, стоит офицер и заглядывает в каждую сумку, в каждый рюкзак. Продукты остаются, спиртное изымается.

Мне бросилась в глаза одна девчёнка. Она истерически кричала на всю привокзальную площадь, заламывала руки, рвала на себе волосы, кидалась на вагон. Суровые друганы того, кому адресован весь этот спектакль (а скорее всего, не только ему), делали вид, что удерживают её что есть мочи. Короче, Голливуд отдыхает. Парень, стоявший справа от меня и наблюдавший эту картину, вдруг тихо сказал : «Не дождётся!» Я пожал плечами: не знаю. Но почему-то я ему поверил.

Мы стоим у открытого окна. Я и два моих друга. Я ловлю глазами взгляды родителей, брата, и её. Она - это моя подруга. Она молчит. Старается улыбаться. Глаза сухие. Дождётся ? ......... Я понимал, что два года - срок не малый.

Вагон тронулся. Взгляд в последний раз пробежал по чёрному паровозу с красными колёсами, зданию вокзала, где продолжала кипеть привычная жизнь, и остановился на четырёх силуэтах, прижавшихся друг к другу.

Когда за окном исчезло здание вокзала, мы повернулись. Ну что, надо обживаться. Нам тут дня три ехать.

Сегодня утром в «обезьяннике»(так назывался областной военкомат на перевалке), когда мы все сидели во дворе под тенью акаций и ждали «покупателей» (офицер и сержанты из разных военных округов нашего, тогда огромного и могучего государства, приехавшие за пополнением), я уже успел присмотреться к пацанам. В команде были не только кустанайцы, но и рудничане, и ребята из области. В основном народ спокойный, за исключением пары «борзых», пытавшихся показать свою крутизну. Но как подсказывал жизненный опыт, любую крутизну надо проверять. Время покажет «ху есть ху».

Так уж было устроенно в военкомате, что никто никогда не знал, откуда приедут покупатели. Время было трудное, почти каждая третья команда уходила в Азию, стало быть, Афган. Мы к этому времени уже встретили немало цинковых гробов и видели тех, кто оттуда вернулся живым. Уже просачивалась неофициальная информация о том, что эта война никому не нужна. Поэтому желание туда попасть было далеко не у каждого.

Воздух казался тяжёлым, время, казалось, замерло. Мы слонялись из угла в угол, периодически обмениваясь словами или травя анекдоты, чтобы разрядить обстановку.
Вдруг открывается дверь, и из неё выходят офицер в морской форме и с ним три матроса. В мнгновение ока вся территория опустела. Разбегались с такой скоростью, что даже тени на асфальте не успевали вслед за телом. Кто-то спрятался в кустах, кто- то уже лез через забор.
Никто не хотел служить три года. Но, как говорится, «Куда ты денешся с подводной лодки!»

Мы заняли одно «купе» в нашем платцкартном вагоне. Сейчас уже не помню, имена всех, с кем мы ехали, даже внешность не помню. На стол выгружались кульки с продуктами. В кульке, который на вокзале мне сунула мама, оказались мои любимые пирожки с картошкой. Их съели сразу. Потом весь провиант был разделён на три дня, и уложен под нижнюю полку. Что там было? Да ничего особенного: куры, зажаренные с чесночком, куры варёные, яйца варёные, кустанайский сервелат, сало, огурцы свежие, огурцы малосольные, помидоры, лук зелёный, хлеб белый, хлеб бородинский, баурсаки, несколько банок домашних овощных консервов, конфеты.. Помимо всего этого «ничего», нас в военкомате снабдили сухпайком на 3 дня. В сухпаёк входили консервы с перловой кашей, в армии получившие кличку «Дробь 16», много консервов.

Мы тогда ещё не знали, что пройдёт всего лишь две недели, и мы будем весь этот провиант вспоминать по ночам, глотая слюни и тихонько доставая из под матраса прихваченный из столовой кусочек хлеба.

А поезд всё дальше уходил от родного Кустаная. Народ потихоньку перезнакомился, мирно разбившись на группки, судачили каждый о своём. Кто-то вспоминал свой двор, кто-то рассказывал армейские страсти, услышанные от старших товарищей, кто-то просто ковырялся в носу, глядя в окно. Те два борзых типа, которых я заметил ещё в «обезьяннике», уже «схлопотали по ушам» и тихо спали где-то на верхних полках возле туалета. Морячки, присев к какой-нибудь компании, рассказывали о службе, привирая через слово. Сулили нам всем службу на «коробках» (флотский жаргон. Корабли). Кто-то из пацанов уже начал примерять бескозырку. Когда наступила первая ночь и все улеглись, в темноте ощущалось, что заснуть никто не может. ТРИ ГОДА!!! Стучало в мозгу и как эхо разносилось по всему вагону. И эти два слова били по душе как два молота по наковальне.

Но что значит молодость! Уже на следующий день все мы к этому почти привыкли. Откуда-то появилась водка и вместе с ней - хорошее настроение. Поезд мчался уже по России, оставив позади Уральские горы. В вагоне было жарко. Все окна были открыты, поэтому сквозняка в вагоне не было, был просто сильный ветер. Кто-то обнаружил, что пропало молоко в пакете, и выбросил его в окно. В это время кто-то другой через два окна решил высунуться и посмотреть вперёд. Пакет встретился с его лицом. Драка! Разняли. Спустя некоторе время, один парнишка, решил избавиться от сухпайка, и выбросил его потихоньку в окно. Идея поразила массы! Все кинулись доставать из своих сумок, «дробь 16». Выстроившись у открытых окон, с пирамидой банок в руках, поддатые пацаны бросали одну за другой как можно дальше, да бы не повторился инцидент с молоком. В это время поезд проносился мимо какой-то небольшой станции, раздался звон стекла, и какое то мнгновение взгляд зафиксировал бросившихся врассыпную людей на перроне. Морячки пытались приструнить разгулявшихся, да куда там!. Ситуация выходила из под контроля. К счастью, консервы кончились, и водка тоже. Поезд мчался, колёса стучали, проводница исчезла, через наш вагон никто не проходил. Ехали будущие защитники Родины.

Что с нами происходило, мы сами не понимали. Мы зверели на глазах друг у друга. Нормальные человеческие чувства медленно покидали наши души, точнее прятались где-то в её самых дальних уголках.

Назад (Стройбат. Часть 1)
Вперед (Стройбат. Часть 3)

На страничку ДЕТСТВО В СЕМИДЕСЯТЫЕ, ЮНОСТЬ В ВОСЬМИДЕСЯТЫЕ... >>