На главную страницу сайта "Папашины заметки" 
из форумов: интересное из форумов: смешное рассказики бизнес-идеи

 

 

ЛЮБОВЬ И ГОЛУБИ
(о романе М.Шалева «Голубь и Мальчик»)

 

израильский писатель Шалев

Меир Шалев (Израиль)

 

Как жаль, что это устойчивое сочетание слов - "Любовь и голуби" - прочно связано в сознании людей с известной комедией Владимира Меньшова! Ведь суть романа Меира Шалева «Голубь и Мальчик» вполне может быть выражена именно им! Напишешь вот так «Любовь и голуби» - и, конечно, сразу же настроишь людей на шуточный лад.

Кстати, у меня есть предположение: а не размышлял ли израильский писатель над этим сочетанием слов, когда называл книгу? Не под его ли влиянием назвал роман так, как назвал? По-моему, похоже. :)

Только в названии романа нет шутки. Здесь все серьезно.

Сюжет развивается параллельно в двух временных периодах – в конце 40-х и примерно в конце 90-х годов прошлого века. Нетрудно догадаться, что рано или поздно обе сюжетные линии пересекутся. Но каким образом это случится, предсказать невозможно.

Современная история мне понравилась больше. Главный герой, Яир Мендельсон, от имени которого и ведется рассказ – человек чувствительный и ранимый. С детства его мучают смутные подозрения, недосказанности, неувязки в отношениях между ближайшими родственниками – отцом, матерью и младшим братом. Лишь достигнув зрелости, Яир узнает старую тайну, в свете которой становятся понятными поступки и мотивы близких ему людей.

Мне не хочется анализировать роман, у меня нет такой цели, я лишь хочу поделиться несколькими мыслями и ощущениями, возникшими во время знакомства с ним.

Большое впечатление на меня произвел язык, которым написана книга. Язык не скупой, но без излишеств; красивостей в нем ровно столько, сколько нужно мне. И шутливого тона, иронии, насмешек не так много, как иногда бывает у писателей с примерно таким же чувством юмора, как у Шалева. Но когда смешно, то смешно по-настоящему! Чего стоит один Мешулам Фрид, человек, очень близкий семье Мендельсонов! Как отзываются в сердце читателя его поступки и особенно слова! Я проникся такой симпатией к Мешуламу, как будто я знаю его лично.

Я не поправил его. Я уже дважды сказал правду за время этого разговора, и, как говорит Мешулам, «говорить правду — это очень хорошо, но не надо делать из этого привычку».

Вообще, мне очень понравилось развитие двух глобальных тем романа из как минимум трех: это любовь к матери и отношение к дому (а третья тема – любовь).

К маме Яир обращается в мыслях на протяжении всего повествования, он с ней ведет разговор, несмотря на то, что она уже ушла из жизни. Она была мудрой женщиной и хорошо понимала, что нужно ее сыну в жизни. Собственно, поиски дома, «который успокоит, дома, который исцелит, дома, обновляя который обновится и он сам» - это не только поиск места, где ему будет хорошо, но еще и исполнение материнского наказа или, может быть, пророчества.

Вот две цитаты:

1.

Пошел я искать себе дом. Иные люди идут стрелять, в себя или в других. А я пошел искать себе дом. Дом, который успокоит, дом, который исцелит, дом, обновляя который обновлюсь и я сам, и мы исполнимся благодарности друг к другу.

Пошел. Опоясал себя щедростью неожиданного материнского подарка, укрепил сердце желанием исполнить ее волю, вооружился ее наказом, в слова которого вплетались нити раскаяния:

— Возьми, Яир. Иди, найди себе дом. «Место для ног твоих». Чтобы было и у тебя свое место.

Дом, в котором уже жили до тебя, — наказала она, — маленький и старый, поднови его немного… — Замолчала на мгновенье, перевела дух и откашлялась. — И не забудь: в старом поселке. Чтобы вокруг уже поднялись молодые деревья, лучше всего — кипарисы, но и старое рожковое дерево тоже хорошо, и трава чтобы росла в трещинах между плитами тротуара.

И объяснила: в старом поселке уже сведены старые счеты, и бывшие враги уже притерпелись друг к другу, а любовь — настоящая, большая любовь, а не мелкие и суетные страстишки — тоже уже успокоилась, и больше нет нужды гадать и сил еще что-то искать.

 

2.

Она очень любила тот дом. Когда мы возвращались туда, издалека или даже после недолгой отлучки, она возбужденно и радостно говорила: «Еще немного, и мы дома», а когда входили, торжественно декламировала слова песни, всегда одни и те же: «Дома моряк, он вернулся домой, и охотник с холмов вернулся домой и лежит, где хотел лежать».

Замочная скважина в нашей двери была на высоте человеческого роста. Ты поднимала меня обеими руками и говорила: «Открывай!»
Я вставлял и поворачивал ключ. Ты нажимала на ручку, открывала дверь и говорила: «Здравствуй, дом…» — прямо в сумрачную прохладу жилья.
— Поздоровайтесь и вы с вашим домом, — говорила ты нам, — и прислушайтесь хорошенько, потому что он отвечает приветствием на приветствие.
Биньямин говорил:
— Но это же дом, как он может ответить?
А я говорил:
— Здравствуй, дом.
И слушал, и слушал, как ты просила.

Не знаю, как для вас, а для меня этот неспешный рассказ звучит музыкой, есть в нем какая-то магия, не правда ли? Я слышу эту певучесть, но возможно, ее в романе нет. Что точно есть – это находки, которые раньше вряд ли кто-то встречал.

Ну вот, например:

Мать ушла из дома тем же манером, что отличал все ее поступки: решение созревало и набухало в ней медленно и исподволь, но с того момента, как оно было принято, никто уже не мог его отменить. Она усаживалась за кухонный стол, брала лист бумаги и делила его на две равные колонки. На одной она писала: «За-за», на другой — «За-против». «За-за» и «за-против» покраски лестничной клетки в белый цвет, «за-за» и «за-против» химиотерапии и облучения, «за-за» и «за-против» самоубийства, «за-за» и «за-против» субботнего обеда из шницеля и картошки с маслом, сваренной в соленой воде и посыпанной мелко нарезанным укропом, или же жаркого с картофельным пюре и лавровым листом. Записывала, подсчитывала на пальцах и принимала решение только после того, как всё подытожила и взвесила до конца. Иногда я пытаюсь угадать, что ты записала там перед своим уходом, — и мне становится страшно взвешивать за-за и за-против этого своего любопытства.

Так она говорила нам, мне и моему брату Биньямину: «Я за-за идти на пляж, но папа ваш — он за-против», — и так же делала покупки, и так же изгоняла из дома нелюбимые книги — «те, сочиняя которые писатель слишком наслаждался или слишком страдал». 

- Или вот «Йо-Йо». Такое прозвище Яир придумал для своих племянников-близнецов Иоава и Иорама.

- Или слово «юбимый», неологизм Тирцы.

- Или «второе имя» Якова, отца Яира – Папаваш.

- Или выражение Мешулама «С тех пор, как Гершон», без указания на то, что Гершон.

- Или забавные огрехи в речи доктора Лауфера – «Голубьятня», «Мы все, как одна…»

Много всего напридумывал Меир Шалев, но шутка о том, как после сделанных работ по ремонту дома Тирца говорила «Это хорошо!» для меня стоит на первом месте.

Установила и забетонировала притолоки и косяки, уложила подоконники в оконные проемы и сказала, что это хорошо. <...>

Илуз с братом натянули металлическую сетку для нового подвесного потолка, сменили опоры, уложили черепицу на каркас крыши, закупорили все щели, которые могли призвать крыс или голубей, — и Тирца сказала: «Это очень хорошо!»

Есть в романе эпизод, смысл которого мне остался неясен – это то, как обошелся Яир с голубем, залетевшим в его новый дом. Если бы у меня когда-нибудь появилась возможность задать автору романа любой вопрос, я бы спросил его именно об этом.

И есть сцена, которая может вызвать шок и трепет, непонимание или даже отторжение у читателей, но мне она показалась логичной и оправданной. Рассказывать о ней не буду, вы сами поймете, когда до нее дойдете.

Я прочел на данный момент три романа Шалева и могу с уверенностью сказать, что «это хорошо».

 

© 2018

 

 

 

 

 

 

 



Hosted by uCoz