ПОПЫТКА НАЧАЛА АВТОБИОГРАФИИ

Самое начало

Если кто не знает, детство мое с самого рождения до 11 лет прошло в Средней Азии. Там служил отец. Осознал я себя рано и многие первые впечатления от действительности сохранил до сегодняшнего дня. Особенно хорошо запечатлелись домашняя обстановка каждой из квартир (а их в отчетном периоде сменилось 6 штук) и маршруты движения вне дома. Удивительно.

Парень я сразу был непростой. Ясно помню слова воспитательницы младшей группы: "Он все делает исподтишка!" Мне хватило ума не спрашивать, что это означает, у родителей. Я сразу заподозрил, что меня в чем-то обвиняют, но не ругают, а вроде бы как восхищаются. Фраза не давала мне покоя, я вертел ее так и сяк, но ясности не добавлялось. Так и со всем остальным. Другой бы спросил: "Мама, а почему...?", а я маялся и выдумывал свои версии, а потом осторожно их проверял.

В три с половиной года я ушел из детсада от воспитательницы, которая так говорила.

Идти было совсем недалеко, я шагал, наблюдая за тем, как из-под носков моих сандалий уходит назад асфальт, и думал, как сейчас обрадуется мама, увидев меня, такого самостоятельного и смышленого. Перейдя через рельсы железной дороги, я уже направился через пустырь к дому, где мы жили, как вдруг услышал вопли нескольких женщин и гудок паровоза. Оглянувшись, я отметил, что не ошибся, и стал ждать. Поезд некоторое время гремел вагонами, разделяя меня и женщин (в которых я с легкостью узнал представительниц покинутого мной детского сада), а я терпеливо стоял, понимая, что я нужен этой крикливой группе людей.

Сцена воссоединения достойна пера драматурга Арбузова. Меня обнимали, щупали, трепали и продолжали при этом вопить. Из объяснений успокоившихся наконец воспитательниц я вынес вот что: прежде чем переходить железнодорожные пути, необходимо убедиться в отсутствии поезда, у которого впереди есть такая особая штука, как большая лопата, которая могла меня загрести к чертовой бабушке в два счета. И мне просто повезло, что за мной выслали погоню, и что они теперь не знают, что говорить моей маме, когда она придет за мной сегодня вечером...

А до детсада меня водили к няне, точнее, к двум. Они у меня смешались в памяти, лица размазались. Одна меня угощала вафлями, которые я разделял на отдельные пластинки и сначала соскребал с них зубами сладкую прослойку, а потом уже ел хрустящий хлебец. Другая учила делать из бумаги пакеты для семечек. Кто-то из них двоих повел меня в женское отделение бани, где со мной произошла истерика, возможно, от вида большого количества обнаженных тел. Но я этого случая не помню, это мне позже рассказали.

Еще мы ездили на рыбалку с соседями по дому на их горбатом "Запорожце": соседи впереди, а мы втроем сзади. Помню, что по дороге чуть не сорвались с крутого берега в озеро. Как рыбачили, не помню, но зато хорошо помню огромного усатого сома, который потом жил у нас в железной бочке, пока из него что-то не приготовили.

Почему запоминаются отдельные, порой не очень значимые, эпизоды из начала жизни и напрочь выпадают другие? По какому принципу работает память? Понятно, что если бы все оставалось в мозгу, то мозг бы не выдержал напряжения. Хотя, как знать. Говорят, что у средневзвешенного землянина задействовано 3-5% ресурсов мозга. И все же: что за избирательность такая? Почему запечатлелись такие незамысловатые моменты жизни как прослушивание пластинок ("Лишь бы день начинался и кончался тобой", "Человек из дома вышел", "Гуцулочка"), поедание винограда, убегающие от меня голуби на тротуаре? Не понимаю. Покупка "помпового" ружья - это да, событие. Падение в дырку в земле пластмассового шарика, которым то ружье стреляло, тоже ясно: трагедия. Понятно также, почему запомнились соседский дед, вырезающий из дерева вертушку-флюгер; кузнечик, к лапке которого привязали нитку (видимо, он был внушительных размеров, а не такой, каких я видел впоследствии - мелких, тщедушных, неказистых); конструктор-прообраз Лего и построенное из него "здание СЭВ" (услышал же где-то! Мама тут же отреагировала: "А ты хоть знаешь, что значит СЭВ?", и мне стало неловко. Надо было сначала послушать и попытаться понять, а уж потом козырять непростым словом!).

Ну, а уж когда я утюгом обжегся, или когда Борис, дядя Боря, отвез нас в развалины древнего города в пустыне, а сам уехал со словами: "Я через час вернусь!", и вернулся через полдня (к тому времени у нас уже закончилась вода во флягах и я лежал с тепловым ударом) - это, естественно, не забудешь.

Чуть позже

Братьев-сестер мне иметь не посчастливилось, родители возвращались с работы поздно, и я был предоставлен сам себе. Компьютерных игр еще не изобрели, телевидение отличалось редким занудством (кроме того, если кто не знает, в программе двух, а позже трех телеканалов днем делался перерыв часа на три или четыре), так что среди этой тоски оставалось читать книжки, если ты сидел дома, или бегать по двору с бандой товарищей в поисках приключений. Оба занятия хороши уже тем, что являются почти редкостью в условиях современного мегаполиса.

Меня не отдавали в десять спортивных секций (спасибо!), не заставляли заниматься бальными танцами и выпиливанием лобзиком. Одна только обязанность висела на мне непосильной ношей - музыкальная школа. Я сам туда попросился. А попытки бунта, когда она мне надоела (скоро), безжалостно пресекались, за что я тоже безмерно благодарен папе с мамой.

Впрочем, насчет спорта я погорячился. Все-таки я и на теннис ходил (пару месяцев), и на плавание (с полгода, пока не вызвался прыгать с вышки, заявив, что умею, и не шлепнулся пузом о воду со всего маху), и на шахматы (тут я задержался года на два). Но все это происходило естественно, без родительских напутствий, без отпрашиваний с работы, без жертв, недосыпаний и без жесткого контроля.

Здорово мне жилось!

Но воспитывали меня добросовестно, ответственно. Учили хорошему, много со мной возились, играли в мои игры, все свободное время посвящали мне, любимому. На лето увозили на Украину к бабушкам-дедушкам и надолго там оставляли. Доверяли сопровождать меня в дальних путешествиях другим людям (ценю!).

Ну и наказывали, куда ж без этого. Стоя в углу, я ковырял стенку, размазывая штукатурку слезами со щек, и думал, как несправедливо устроена жизнь.

Иногда я и сейчас так думаю.

Январь-2003