ПАПАШИНЫ ЗАМЕТКИ04.11.2002Приветствую всех собравшихся!
ОРЛЕНОК.Мечта осуществилась.Если бы меня в конце 1974 года спросили: "Какое событие в твоей жизни самое яркое?", то я бы точно знал, что ответить: покупка велосипеда. День, когда мы с отцом пошли в ташкентский "Детский мир" и приобрели мне двухколесного друга синего цвета, запомнился мне так, словно он был решающим в моей судьбе. Я катил только что купленный велосипед, держа его за свернутый руль, и торжественно молчал, распираемый гордостью и радостью, не до конца веря в реальность происходящего. А хромированные крылья сверкали на солнце, пуская зайчики. Мне казалось, что все встреченные нами люди с улыбкой и некоторой завистью смотрят на меня и мое первое в жизни серьезное средство передвижения. Ведь это был не какой-нибудь "Школьник", а полноценный "Орлёнок"! Или, как было написано на раме, "Erelianke". Дома мы освободили все части велосипеда от вощеной бумаги, прикрутили сиденье и педали, привязали к сиденью сумочку с инструментом, установили звонок и насос. Папа, будучи человеком основательным и ответственным, проинструктировал меня на предмет соблюдения техники безопасности, поведения на дороге, возможных неисправностей и методов их устранения. Я слушал вполуха. Ездить на двух колесах я умел давно, даже "Уралом", велосипедом для взрослых, управлять случалось (из-за малого роста приходилось крутить педали, неестественно выгнувшись и пропустив одну ногу под рамой). Мне не терпелось вынести свое сокровище во двор и продемонстрировать его детскому сообществу. Сообщество, понятное дело, ахнуло, присвистнуло и поцокало языком. Мои акции на дворовой бирже, и без того недешевые, резко пошли вверх. Надо заметить, что велосипеды (сокращенно - "велики") имелись далеко не у всех. Хозяин велика должен был мириться с тем, что другие ребята будут просить покататься, то есть, сделать на нем круг в пределах видимости. Отказывать считалось поступком неприличным и даже предосудительным. Лично я был к этому готов. Ведь я сам столько раз удостаивался чести проехать по малому и большому кругу двора и его окрестностей! Дух захватывало, ветер бил в лицо и трепал волосы... как же не дать другим почувствовать то, что ты испытывал сам! Правда, вскоре выяснилось, что все не так просто. Что-то во мне изменилось. Я не отказывал никому в просьбе "прокатиться", но внутренне напрягался, лицо мое суровело, и я считал необходимым предупредить каждого об огромной ответственности, которую тот на себя принимает, садясь за руль моего "Орленка". И, по-моему, никого это не раздражало. Не было и зависти - знаю по себе! - хотя за всех, конечно, не скажешь... Друзья.Жили мы тогда на четвертом этаже четырехэтажного же дома. Тяжеленную бандуру, каковой на поверку оказался велосипед, приходилось таскать вниз и вверх по лестнице, но я быстро приловчился. Не помню, чтобы меня это сколько-нибудь утруждало. Сегодня мне, как, вероятно, и вам, кажется это глупостью, но велик был моим самым настоящим другом. Как бы вам объяснить, чтобы идиотом не считали... Ну, вот, например, упадем мы с ним на асфальт, и я тут же кидаюсь его в порядок приводить, не обращая внимания на то, что мне самому больно. Да и разговаривал я с ним, чего греха таить. То есть, он-то молчал, а я, бывало, еду - рассказываю что-нибудь, секреты свои доверяю. На велосипедах мы проводили много времени: ездили в магазин за продуктами, играли в салочки (с брызгалками), соревновались в скорости, даже мяч умудрялись гонять. Вообще, с течением времени я начал замечать, что мы с моим великом становимся одним целым. Он слушался малейшего моего движения, выкрутасы на дороге выписывал такие, на какие сегодня только крутые байкеры решаются. И по жердочке я ездил, и с трамплина прыгал, и в управляемый занос уходил. А уж о езде "без рук" или задом наперед я вообще помалкиваю. Однажды при исполнении какого-то трюка вилка переднего колеса не выдержала нагрузки, и часть её оторвалась вместе с колесом. Я думал - всё. Но отец отнес моего раненого товарища к сварщикам, и те сотворили чудо. Характер "Орленка" закалялся. ДТП.9 мая 1976 года я пошел на обгон "Москвича". "Спорим, я его обгоню!" - сказал я кому-то, с кем был в тот момент, и кинулся за легковушкой. Машина собиралась повернуть налево, но я об этом не знал. Самого столкновения я не помню, я его не успел осознать. Раз! - и я уже лежу в арыке (кто не знает - это такая канава из бетона, в данном случае - глубиной около полуметра, по ней вода бежит). Я ищу глазами велик. Из машины вылез дядька со страшными глазами и орет на меня благим матом. А, вот и он. Как он туда попал? Я подхожу к машине и пытаюсь вытянуть из-под неё моего "Орленка". Молча. (На дядьку - ноль внимания. Наверное, я находился в шоке.) Вытащить мне его не удается, он полностью находится под брюхом "Москвича". Дядька брызжет слюной, и до меня начинает доходить смысл его слов: велосипед он мне не отдаст, пусть отец за ним приходит. И я удаляюсь со сцены. Это было утром. Весь день я слонялся по улице, придумывая, что мне сказать дома. Я боялся гнева, наказания, позора, я боялся сказать правду и боялся сказать неправду. Но больше всего я боялся остаться без моего любимого велика. По всему выходило, что надо идти с повинной, признаваться в содеянном, готовиться к лишению водительских прав на полгода и курсу лекций о правилах дорожного движения. Но для начала на меня должны накричать, взять за руку и пойти искать противного дядьку, брызжущего слюной (кстати, где этот гад живет? Я же не спросил...) Я вернулся домой часам к семи, прибитый горем и готовый к чему угодно. Но то, что я увидел, меня потрясло. В коридоре на своем законном месте стоял мой двухколесный друг! Причем, без видимых повреждений! Самое удивительное заключалось в том, что мне никто ничего не сказал!!! Как будто ничего и не было! Для меня так и осталось тайной, что же произошло в тот день. Ни я, ни родители никогда не вспоминали об этом случае. Переезд.Шло время, я становился старше, а велосипед приобретал все более "боевой вид": "лысые" шины как свидетельство почтенного возраста, ржавчина и вмятины - словно морщины на лице и шрамы на теле... В общем, когда отца перевели служить в Подмосковье и мы стали собирать вещи к переезду, "Орленок" был настолько "б/у", что одним из вопросов повестки дня стала его дальнейшая судьба. Родители считали, что надо его оставить здесь, передать кому-то по наследству. Для меня же "оставить" означало "предать". Мое яркое и экспрессивное выступление на домашнем совете все и решило. На новом месте я с нетерпением ждал весны, когда можно будет снова сесть за руль. Весна пришла. Но все здесь было по-другому. Сверстники мои не проявляли никаких признаков ажиотажа вокруг великов. Ездить ездили, но как-то не так, без интереса, что ли... В то же время, с колес моего велика, стоявшего на лестничной площадке, стали выворачивать золотники и воровать ниппеля. Я ничего не понимал. Прошло лето, потом еще одно, я здорово подрос, интересы сильно изменились. Все реже и реже я садился на сиденье "Орленка", пока не осознал окончательно, что вырос из него. Я вынес его на балкон, где он простоял еще три или четыре года под дождем и снегом. Когда я выкидывал его, я был не шибко сентиментальным 16-летним парнем с ветром в голове. Чувствовал я себя, однако, очень неловко...
Если вы дочитали до конца, то, возможно, вам
понравилось то, что вы прочли. Если так - предлагаю вам выразить
свое расположение (одобрение, удовлетворение, восхищение) известным мне
и доступным вам способом: *** Всего вам самого хорошего,
|
© 2002
|