Уроки музыки

Часть 2

Анна Вольфовна

Я боялся этой молодой щуплой женщины с сильными руками. Сильными руки становились, когда она сама музицировала. Словно в нутро пианино проникала своими пальцами джиу-джитсовыми. Откуда сила бралась, непонятно, но в груди у меня все, бывало, переворачивалось, когда она звуки из инструмента извлекала. Стриженная под мальчика, она, кроме сильных рук, обладала сильным голосом, и если ей что-то не нравилось, об этом знали в соседних помещениях. Еще у нее присутствовала железная воля и ярко выраженные задатки руководителя. Мне кажется, она спокойно могла бы командовать большим воинским подразделением. Все эти качества превращали ее в тирана, меня - в жалкую овечку, а занятия по специальности - в пытку. Я не мог противопоставить своей мучительнице ничего, кроме хитрости. Конечно, не велика хитрость - выдумать какую-нибудь отговорку или затянуть время, но иногда проходило. (Например: время урока уже идет, а у меня руки не согрелись еще, и я стою у анахронизма-печки в коридоре, отогревая руки. - Ну что, согрел? - Нет еще!).

Помню, однажды я поранил палец (о, счастье!), обмотал его как следует бинтом и сказал, что мне переехала палец тележка на подшипниках (мы такие мастерили сами), на что мне, сверкая глазами, резонно прокричали:
- А самолет тебе палец не переехал?!!

Если я приходил с не выученным уроком, то по завершении занятия меня оставляли одного в пустом классе и давали мне ровно столько времени, сколько мне требовалось для того, чтобы исправить положение. После чего устраивали мини-экзамен, чтобы убедиться, что время не ушло впустую. В такие дни я Анну Вольфовну тихо ненавидел.

Именно во время "дополнительного" занятия случилось одно из серьезных ташкентских землетрясений. Сначала зазвенели стекла в окне, потом, когда я оглянулся посмотреть, в чем дело, на руки мне упали ноты. Пока я усваивал новую информацию, стены классной комнаты заходили, словно картонные, а пол перестал быть твердым. Что надо смываться, до меня дошло не сразу. Я бежал по коридору, затем по нескончаемо длинной мраморной лестнице, а вокруг падали на пол картины композиторов в тяжелых рамах и цветы вместе с напольными подставками. Вылетевшие из двухэтажного здания люди стояли на безопасном от него расстоянии и с ужасом в глазах наблюдали за тем, как оно раскачивается и дрожит. Преподаватели, подбадривая себя, переговаривались:
- Нет, не упадет. В шестьдесят шестом устояла, и сейчас устоит.
- Смотрите, дерево рухнуло.
- Мы в девятиэтажке живем, только бы не развалилась.
- Да. Надо по домам расходиться.
Последнее высказывание сильно меня порадовало. На сегодня мучения закончились.

Свое дело Анна Вольфовна знала крепко. Объясняла, чего от меня хочет, доходчиво и убедительно. Учила нюансам, заставляла относиться к тому, что исполняешь, с душой. Программа у ее учеников всегда была опережающей. То, что я играл у нее в третьем классе, я позже "разучивал" в пятом и шестом классах в другой - московской уже - школе, утаив от новой учительницы, что для меня это - давно пройденный материал.

Чем она меня конкретно изводила, так это упражнениями на технику. А я изводил этими упражнениями соседей по дому. В какой-то момент мне эти упражнения вдруг стали нравиться - тем, что пока пальцы рук делают свое дело, можно отвлекаться от игры и спокойно думать о чем-то своем.

Запомнился мне ее ухажер, тоже музыкант-пианист. Это был первый встреченный мной хиппи (ну, или полу-хиппи): борода, цветастая рубашка в разводах, пофигизм на лице. Бывало, я приду на занятия, дергаю дверную ручку, а дверь заперта. Пока я стою-удивляюсь, внутри слышно какое-то движение. Потом ключ изнутри поворачивается, дверь распахивает Анна Вольфовна, а в глубине комнаты с отрешенным видом сидит этот голубец. И, словно он давно уже собирался встать и выйти, он вставал и мягко выходил, качнув на прощание бородой. На глаза он мне попадался часто, но я ни разу не слышал, чтобы он что-нибудь когда-нибудь сказал. А что он был хиппи (то есть, полу-хиппи), я решил позже.

 

Детские сны

Я твердо знаю, что вспоминая сны, человек развивает свою память. Поэтому уже давно по утрам я то и дело спрашиваю деток:
- Как спалось? Что приснилось сегодня?
Первым осмысленным ответом на вопрос "Как спалось?" можно считать сказанное однажды сынишкой:
- Ничего не спалось!
- То есть, ты не спал?
- Нет.
Улыбается. Разыгрывает.
- А что делал?
- Игрался.
Улыбка все хитрее.
- В темноте?
- Да, в темноте.
- Вот так всю ночь просидел в темноте и игрался?
- Да, всю ночь...

Следующим этапом было воспоминание сына о приснившемся сне: - Мне снилась моя летучая мышь, а сон был хороший...

А потом началось...

Каждое утро начинается с описания небывалых событий, пережитых прошедшей ночью. Вот, для примера, из свежего:

Сын:
- Баба-Яга Настю съела, только ноги изо рта торчат. А я Настю оттуда раз - и вытащил, и зубы Бабе-Яге выбил все... а потом выбросил Бабу-Ягу с балкона...

Опять сын:
- Бабушка Константиновна принесла мне колючее домино. Я говорю, зачем ты принесла мне домино колючее, и отдал ей обратно, и она его в сумку положила...

Где сон, а где фантазии на его тему, не разберешь.

А на днях дочка вспомнила свой давнишний сон:
- Папа, помнишь, когда Гоша лежал в больнице, мне приснилось, что кися меня погладила лапкой своей...

Иногда дети спрашивают меня или маму, а что же мы видели сегодня во сне. Мои рассказы их озадачивают. Сегодня, например, мне приснилось, как Сергей Миронович Киров выпил отраву из рук Сталина и, зная, что ему осталось жить буквально несколько часов, лег в спешно изготовленный гроб и стал спрашивать у своих соратников, какое ему занять положение, чтобы лучше смотрелось... Потом я обедал в каком-то ресторане с какими-то важными и нужными людьми, и когда настало время расплачиваться, я настоял на том, что заплачу за всех... в этот момент за стол сели еще несколько человек, за которых, видимо, я тоже должен был платить, а часть людей, за которых я собирался заплатить, вдруг пересела за другой стол, и я не понял, они все еще нуждаются в моем широком жесте или уже нет. Тут ко мне подошел еще один мой знакомый и увлек меня за СОВСЕМ другой стол, и расплатиться я так и не успел. Я все думал, как же будут развиваться события, но чем закончилось, не помню... Вот и представьте, как мне такой сон ребенку рассказать? А выдумывать я совершенно не умею, могу только недосказать...

октябрь-2003

Отбой

Засыпают наши дети часа по два. За эти два часа они успевают:
- сходить в туалет - несколько раз,
- поссориться друг с другом - два-три раза,
- встать с кровати и прийти к нам с мамой в комнату для решения срочных вопросов - раз пять,
- вызвать маму или папу к себе - раз 10.

Из детской вечером можно услышать громкие разговоры, споры, крики, песни, стихи, слезы. Мирятся дети самостоятельно в исключительных случаях. Чаще им требуется посредник.

Через минуту после того, как дети уложены и в их комнате погашен свет и оставлена приоткрытой дверь, они приходят к нам, мирно сидящим перед экраном телевизора, со стандартной фразой:
- Мамочка (папочка), я не буду сегодня вставать! (Или "Я сегодня точно не буду вставать!")
Выход с такой репликой повторится еще как минимум дважды (на каждого ребенка). Потом реплика сменится на еще более примечательную:
- Мамочка (папочка)! Я уже сплю!
- Это заметно, - остается нам прокомментировать.

Иногда количество выходов "в свет" превышает грань разумного, и мы начинаем по-настоящему сердиться. Это, однако, не способствует скорейшему отходу ко сну. Однажды утром я припоминаю вчерашние бесконечные хождения и пытаюсь найти сочувствие в несознательных массах:
- Ну, вы вчера и потрепали папе с мамой вечером нервы. Сто раз выходили!
На что дочка по-взрослому отвечает:
- Ну, допустим, не сто...

А вчера дочка пришла с не очень понятной фразой:
- Папа, я хочу тебе показать, что я сделала, но я не буду вставать!

октябрь-2003